Касадель Ибран смотрел на Яфу очень внимательно, пока слуги убирали посуду. Ей могло стать не по себе, но слишком горько стало от воспоминаний о прошедшем. Она думала, что все осталось позади – но здесь, перед этим гостем, в своем поместье, в простом домашнем платье и без брони прически, оказалось крайне сложно себя сдерживать.
Девушка не сомневалась, Ибран оценивает ее. Пытается понять, где и на сколько она врет. Если б он не умел этого делать, то вряд ли стал канцлером.
– Вы закончили ваш допрос? – с вызовом спросила Яфа.
– Вполне, леди Яфа. Я мог бы попросить вас и впредь оставаться верной короне и сообщить, если брат попытается связаться с вами… но не буду. Не беспокойтесь, если он попытается, мои шпионы доложат.
– Я очень рада. А теперь десерт.
Впрочем, есть пудинги и засахаренные фрукты ей вовсе не хотелось. Да и их количество на столе, когда внесли слуги, явно превышало разумные пределы. Похоже, на кухне прознали о гостях и так соскучились по ним, что готовы закатить целый пир. Что ж, последний год они готовили только для Яфы.
– Надеюсь, вы будете также великодушны и поделитесь новостями из города.
– Нечего рассказывать, – пожал плечами Касадель. – Вы правильно сделали, что закрыли ворота, люди сегодня крайне… впечатлительны. Их можно понять. Шамширы, на которых они всегда надеялись, подняли восстание, а драконы, которыми они восхищались, разрушили часть Тепе-Бампур и многих убили. Теперь повсюду требуют разобраться и с теми, и с другими.
– Драконы! Всего лишь одна драконица.
– Люди не хотят их различать. Поэтому я бы советовал вам тоже отправить свою за город. Хотя бы на некоторое время.
– А шамширы?
– Под домашним арестом до будущих распоряжений короны.
Яфа не удержалась и фыркнула:
– О, я уверена, эти распоряжения ждут только признания их командира, который сейчас наверняка в ваших застенках.
– Вы очень проницательны, леди Яфа.
– Принц Дэйн уже сделал заявление?
– Пока нет.
– Если не сделать этого завтра и не наказать виновных, народ будет в ярости. Впрочем, все это вы знаете не хуже меня.
– Но ваши рассуждения достаточно трезвы.
– Несмотря на вино, – улыбнулась Яфа и подняла свой бокал в безмолвном тосте.
Касадель Ибран действительно не остался надолго. Едва закончился ужин, он откланялся – похоже, извиняться за резкие слова было не в его правилах, но Яфа его не винила. А когда канцлер ушел, поместье снова стало казаться невыносимо огромным и пустым.
Спустившись во двор, Яфа некоторое время посидела с Мехарой, а потом все-таки последовала хорошему совету и попросила ее переждать пока за городом. Неохотно, но драконица подчинилась. Яфа же еще долго стояла во дворе и смотрела вслед темному силуэту на фоне звезд. А потом невольно обернулась к воротам. И подумала, что где-то за ними, возможно, в Таркоре прячется ее брат лорд Равен Каванар. Вынашивающий планы мести, возможно, устраивающий перевороты.
И не желающий связываться с сестрой.
Ночь давно опустилась на неспокойные улицы Таркора. Накрыла собой дома, гудящие таверны и шелестящие драконьи крылья. Затихли и крики в казематах бывшей инквизиции, теперь принадлежащей дворцовой канцелярии.
Канцлер Шестого дома Касадель Ибран сидел в своей комнате. Он расположился в глубоком кресле, обитым дорогим алым шелком – но его потертость выдавала, что кресло отнюдь не новое. На самом деле, оно принадлежало еще дяде Касаделя, – отцу того, кто сейчас предпочитал называть себя Дереком Валентайном.
Но мысли Касаделя были далеки от кузена. Он отдыхал после длинного и насыщенного дня, и его комнату освещало лишь несколько канделябров. Выгнав всех слуг, мужчина просто наслаждался теплом и кратким спокойствием.
Он скинул парадный камзол из отливающей синевой парчи – жутко дорогой, но такой же неудобный. В течение дня Касаделю так и не представилось случая переодеться. Теперь камзол лежал на кровати бесформенной кучей одежды, запачканной кровью.
Сам Касадель остался в нижней рубашке, пропитанной потом, но по крайней мере, своим собственным. Перед его глазами еще стояла картинка мрачных казематов инквизиции, где извивающийся и плачущий Нилуфар Тэрис умолял помиловать его. Несколько служащих канцелярии методично проводили пытки под контролем Ибрана, который сам допрашивал пленника. Пока тот ронял на его праздничный камзол слезы, сопли и кровь – но не признавался ни в чем. Только умолял.
– Стоило думать раньше, – холодно произнес Касадель, и низкие стены подземелья сделали его голос глухим. – Теперь ты предатель. Только ты можешь облегчить свои муки.
Но он молчал. И в итоге, Касадель согласился, что им всем нужна пара часов отдыха – а потом можно снова приниматься за дело. Он намеренно сказал об этом в присутствии хлюпающего Нилуфара. Чтобы тот знал, что передышка всего лишь временная.
Но хотя картины еще стояли перед глазами Касаделя Ибрана, они не слишком его трогали. Он много раз видел страдания людей и научился отстраняться от них, не принимать близко к сердцу. И использовать в собственных целях и нуждах, если это требовалось.
Несмотря на благородное происхождение, Касадель редко придавал ему значение, а большую часть юности провел в Нижнем городе, среди портовой изнанки. Впрочем, как и Дерек Валентайн, который именно в тот момент взял подобное имя. Только потом их дороги разошлись, и кузены редко видели друг друга.
Теперь же Касадель Ибран, канцлер Шестого дома, сидел на потертом алом шелке кресла и игрался с пламенем свечи. А пока в его ушах не утихли стоны пытаемого маршала, он размышлял, так уж ли ему нужны его признания.